Цепочки, континуумы и благотворный цикл: анализ первенства стратегических нарративов и мягкой силы Тайваня в Индо-Тихоокеанском регионе

Вступление

В своей статье в журнале Foreign Affairs в 2021 г. президент Тайваня Цай Инвень разместила островную нацию на «переднем крае нового столкновения идеологий» в Индо-Тихоокеанском регионе. Президент Цай назвала Индо-Тихоокеанский регион регионом экономических возможностей, которым угрожает напористый «самоуверенный авторитаризм». Подчёркивая необходимость бдительности для поддержания безопасности в регионе, она прибегла к нарративам, напоминающим теорию домино времен Холодной войны:

Тайвань находится в первой островной цепи, которая тянется от севера Японии до Борнео; если взломать эту линию, последствия нарушат международную торговлю и дестабилизируют весь запад Тихого океана … неспособность защитить Тайвань стала бы катастрофой не только для тайваньцев; это подорвало бы архитектуру безопасности, которая 70 лет обеспечивала мир и бурное экономическое развитие в регионе.[1]

Переплетение проблем региональной экономики и безопасности у Цай сочетается с рефлексивным упоминанием нарративов идентичности, которые идеологически позиционируют Тайвань как «единомышленника и партнёра» либерального международного порядка и диаметрально противоположны тем, в ком видят угрозу этому порядку. В нашей статье анализируются стратегические нарративы Тайваня в свете его попыток концептуализировать арену всё большего противоборства мировых великих держав: Индо-Тихоокеанский регион. В ней показано, как в нарративах элиты используется несколько стратегических дискурсов, всё больше нацеленных на перенаправление и переориентацию цепочек поставок в связи с идеологическими (не)определенностями геополитической ситуации.

Ситуация в Индо-Тихоокеанском регионе: чей он, и для чего?

Встроенность Тайваня в архитектуру Индо-Тихоокеанского региона всегда зависела от внешних игроков и событий, а также от попыток государства действовать в существующих рамках. «Свободный и открытый Индо-Тихоокеанский регион» при администрации Трампа получил поддержку властей США, как открытая концепция переосмысления присутствия США в Тихоокеанском регионе. Эта концепция предполагала анализ проблемы предполагаемых китайских угроз и возможностей сотрудничества партнёров-единомышленников по ряду вопросов. Согласно рассекреченной сейчас Рамочной стратегической программе для Индо-Тихоокеанского региона администрации Трампа, Америка имеет

долгую историю борьбы с репрессивными режимами ради тех, кто ценит свободу и открытость. Будучи крупнейшей в мире экономикой, с сильнейшими вооружёнными силами и динамичной демократией, Соединенные Штаты обязаны быть на переднем крае.[2]

Действия политических элит и игроков по оценке и видению региона влекут серьёзные последствия для восприятия Индо-Тихоокеанского региона. В частности, политику в Индо-Тихоокеанском регионе можно рассматривать как противовес инфраструктурным проектам китайской инициативы «Один пояс, один путь» (Belt and Road Initiative, BRI) и государственного финансирования стратегических портов, транспортных узлов и т.д. Однако партнеры по четырехстороннему диалогу по вопросам безопасности («Четвёрка»: США, Япония, Индия и Австралия) нередко считают, что этой структуре не хватает специфики в том, что выходит за рамки пожеланий, возможно, из-за базовых проблем восприятия каждым участником задач, потребностей и опасностей в регионе. Это, в свою очередь, влияет на то, как игроки рассматривают масштаб возможного вмешательства и как регион видится с географической, политической и экономической точек зрения. Например, в то время как американское военные стремятся увязать дела Индо-Тихоокеанского региона со своими расходами на командную структуру, взгляды Японии больше обращены на экономическую и политическую систему. Несмотря на, возможно, общее представление о китайской угрозе существующим структурам власти, оно само по себе не даёт общего понимания, способного привести к единой стратегии или политике решения этих проблем.[3]

Тайвань, поддерживающий неофициальные, но важные отношения со США, считает, что его роль в Азиатско-Тихоокеанском регионе выросла из-за торговой войны между Китаем и США, распада цепочек поставки технологий 5G и вспышки пандемии COVID-19. Даже без участия в Рамочной стратегической программе «Четвёрки» для Индо-Тихоокеанского региона, гипертрофированная роль Тайваня в мировых технологических цепочках поставок и его важность для обеспечения поставок современных полупроводников, питающих производство и программное обеспечение мировой экономики, придали ему сил. На Тайваньскую компанию по производству полупроводников (Taiwan Semiconductor Manufacturing Company, TSMC) в 2020 г. приходилась половина мировых продаж кремниевого литья, а также значительная часть общего экспорта острова.[4] В 2022 году компания отчиталась о капиталовложениях в размере 44 млрд. долларов (что эквивалентно 5 % всей экономики Тайваня). Большая часть их приходилась на зарубежную экспансию, чтобы удовлетворить бесконечный мировой спрос на микросхемы.[5]

Хотя сила заключается в технологическом и материальном доминировании, что поддерживает отношения зависимости между центром и периферией,[6] идейная и когнитивная сила перемен создаёт и одновременно ограничивает способность Тайваня изменить мировое разделение труда в передовых технологиях, сделав его ключевым игроком. Несмотря на свойственную им взаимозависимость, уязвимость цепочек поставок вследствие геополитических конфликтов, закрытия производств либо природных или техногенных катастроф, а также других потрясений побудила политиков пересмотреть взгляды на производство, которые ранее считались само собой разумеющимися. Возникает вопрос: как игроки влияют на меняющиеся сценарии нарушений «нормального» управления цепочками поставок? И как мы можем оценить применение мягкой силы малыми и средними странами в борьбе за место в регионе?

Роль стратегических нарративов как мягкой силы

Мягкая сила отличается от традиционных ресурсов и возможностей жёсткой силы. Государственные органы доминируют и управляют военными и экономическими ресурсами жёсткой силы, но в применении мягкой силы – включая культуру, ценности и политику – они часто взаимодействуют с общественными институтами. Государства также могут использовать культурные активы, внедряемые посредством обменов между людьми, деловых сетей или культурных площадок, для достижения конкретных целей публичной дипломатии и международных отношений.[7]

Стратегические нарративы в сфере мягкой силы можно определить как «россказни», или же попытки государств объяснить ключевые моменты в международной сфере. Анализ появления, продвижения и поддержания таких нарративов даёт основу для анализа и понимания мягкой силы. Выстраивая сюжет, распределяя роли, поучая, нарративы также используют для разъяснения коллективных целей. Соответственно, такие нарративы имеют целью убедить и нацелить мысли игроков на определённые вопросы, включая системные нарративы высшего порядка, национальные нарративы второго уровня и политические нарративы.[8]

На международном уровне стратегических нарративов мировая торговая политика постоянно была ареной борьбы мягкой силы с момента установления либерального торгового режима под руководством США. Так, Хоупвелл показал как стратегические нарративы, применяемые крупнейшей экономикой мира, используют разные пути легитимизации протекционистской политики в отношении соперников, хотя США всеми силами поддерживают имидж защитника свободной торговли.[9] Таким образом, стратегические нарративы представляют собой средство мягкой силы, помогающее государствам достичь политических целей, легитимизируя и усиливая динамику существующей силы или устраняя предполагаемые антагонизмы и угрозы. Так, «нравоучительный рассказ» о честных и нечестных торговцах, свободном рынке и госкапитализме служит обоснованием постоянного сотрудничества государства с компаниями в отраслях отечественной экономики, считающихся приоритетными для экономической и национальной безопасности.

Вышеупомянутая BRI также включает целую россыпь стратегических нарративов и контр-нарративов для Китая, сторонников инициативы, в том числе будущих стран-партнёров, скептиков и противников по вопросам экономического развития, национальной безопасности и т.д. После анализа и критики продвигаемых им проектов, как «долговой ловушки» для слабых неразвитых стран, Китай изменил стратегию подачи BRI, подчёркивая её инклюзивность, в отличие от вашингтонских моделей развития на основе консенсуса.[10] Норт и Колли показывают, что принятие нарративов вплоть до полного согласия с политикой зависит от совпадения материальных выгод и бытийной безопасности.[11] Стратегические нарративы и их роль в изменении (принятии) политики можно представить как сюжетные линии или сценарии, которые приживутся, если удастся убедительно объяснить «как возникнет будущая материальная выгода, в то же время позволяя государству поддерживать стабильное понимание, ‘кто мы’».[12] Хотя прямая связь между убедительными нарративными конструкциями и принятием политики, выгодной для государств, продвигающих свои нарративы, может быть более тонкой, если учесть множество взаимосвязанных переменных, ограничения материальных и онтологических факторов способствуют формированию политики. Для Китая успех достижения целей BRI – это также и точка уязвимости из-за одновременных действий региональных игроков, скептичных по отношению к Китаю и ищущих противодействия.[13]

С началом мировой пандемии COVID-19 судьбу нарушенных цепочек поставок как «крови» производства, распределения и потребления в стране, постоянно рассматривают в контексте национальной безопасности и экономической политики. Узкие места, недостатки и риски, связанные с геополитическим соперничеством, выявили расхождения между государством и компаниями в уязвимости цепочек поставок и путях их реорганизации.[14] Понимание зависимости от ключевых производственных и технологических компонентов вынуждает государства искать местные альтернативы,[15] но не влечёт общего видения устойчивости цепочки поставок. Например, влиятельное промышленное лобби Ассоциации полупроводниковой промышленности (Semiconductor Industry Association, SIA) хоть и говорит о важности диверсификации на фоне рисков концентрации поставок, но предупреждает об «ошеломляющих затратах и сомнительной достижимости» полного самообеспечения страны полупроводниками.[16]

В попытках использовать мягкую силу для международного признания Тайвань применял несколько разных стратегий, что отражает изменения во внутренней политике и сдвиги в отношениях с материковым Китаем. Так, государство успешно воспользовалось демократизацией Тайваня, чтобы показать его приверженность международным нормам, от включения международного права и обязательств в национальное законодательство до получения права голоса и активного участия в максимальном числе международных организаций. Кроме того, растущая экономическая мощь Китая вынудила Тайвань перейти от материальной силы «дипломатии чековой книжки» к мягкой силе, будучи образцом и лидером соблюдения международных режимов и норм, прав человека, свободных рынков и демократического управления. Как отмечает Чой, приверженность международным нормам используют для решения дилеммы безопасности острова в отношениях с Китаем, следуя целям внешней политики, способным обеспечить его выживание.[17]

Таким образом, попытки Тайваня определить свою роль как средней державы следует оценивать в контексте обязательств союзников в области безопасности и обороны, его умения налаживать экономически выгодное партнёрство и способности найти поддержку на международной арене. Уступки тайваньской политической элиты в её региональной политике (отношения с материковым Китаем и к его Новой южной политике в Юго-Восточной Азии) по отношению к предложенным США и поддержанным Японией стратегиям в Индо-Тихоокеанском регионе воспринимали как стратегию балансирования. Анализируя официальные заявления государственных деятелей Тайваня, Скотт показывает, как остров пытался учитывать интересы безопасности и экономики игроков, чувствующих угрозу со стороны Китая. Это, в частности, государственные механизмы и механизмы «Track 1.5» для содействия коммуникации основных неофициальных сторонников Тайваня, включая Диалог по вопросам безопасности в Индо-Тихоокеанском регионе, Диалог по морским вопросам, Консультации по демократическому управлению в Индо-Тихоокеанском регионе между Тайванем и США и Трёхсторонний диалог по вопросам безопасности с участием Тайваня и США.[18] Правительство Тайваня искало «асимметричные нетрадиционные пути» объединить свои возможности, столкнувшись с новыми инструментами экономической и политической изоляции.[19] Стратегические нарративы играют центральную роль в позиционировании Тайваня в центре Индо-Тихоокеанского региона, поскольку он пытается использовать свою роль в цепочках поставок, чтобы увязать, казалось бы, несвязанные вопросы и таким образом показать незащищенность и взаимозависимость, с одной стороны, и возможности системной организации и стойкость, с другой.

Методология

Чтобы узнать, как контекстуально взаимосвязаны стратегические нарративы в разных областях и по разным вопросам, в статье анализируются заявления и речи главы государства Тайвань, президента Цай Инвень после выявления и вспышки вируса COVID-19 в конце 2019 г. и до конца 2021 г. Используя ключевое слово «Индо-Тихоокеанский регион», в базе данных пресс-релизов на официальном веб-сайте офиса президента были найдены и выбраны для анализа нарративов 32 речи и заявления. Среди этих текстов – личные выступления, реплики в адрес зарубежных гостей (от США до Австралии, Европы и т.д.) и видеообращения (из-за пандемии) к аналитическим центрам, на симпозиумах и форумах.

Исходя из базы для анализа стратегических нарративов, предложенной Розель с коллегами, первичный анализ в этой статье спроецирован на нарративы для лучшего понимания возражений и претензий государств и их аргументации.[20] Его цель – показать, как применяются новые концепции региональной идентичности, чтобы вписать Тайвань в Индо-Тихоокеанский регион и подчинить региональные интересы существующим системам национальной идентичности и международной солидарности.

Кроме применения и анализа стратегических нарративов, статья содержит ещё две базы для сближения. Первая помещает стратегические нарративы в нынешний контекст оценки государствами смысла нарушения мировых цепочек поставок. Появление разрушительных сил, ранее считавшихся внешними по отношению к динамике цепочек поставок, соответственно, поставило под сомнение теоретическое обоснование цепочек поставки как существующих статичных структур. Традиционные постулаты теории управления цепочками поставок исходят из стабильности факторов производства, обусловленных конкурентными преимуществами и эффективностью, но это исследование отвечает на запрос о теоретической интерпретации цепочек поставок как динамичного процесса, возникающего при взаимодействии разных систем (политико-экономического, социально-культурного уровня и уровня цепочки поставок) между собой.[21] Эта панархическая модель цепочек поставок допускает толкования и основана на взаимодействии разных систем, в которые встроена цепочка поставок. В данном исследовании автор сосредоточился на взаимодействии нарративов уровня цепочек поставок и политико-экономического уровня как межуровневых связей.[22] «Новая» нормальность, созданная срывами из-за пандемии, по-видимому, укрепляет идеологические искания, ставящие под сомнение аполитичную взаимозависимость операций в мировых цепочках поставок.

Таблица 1. Характеристики этапов цикла адаптации (панархическая модель, позаимствованная автором у Виланда).[23]

Вторая база для анализа стратегических нарративов предусматривает кризисную коммуникацию, связанную с тем, как политики строили дискурс при развёртывании пандемии COVID-19. Предварительный анализ показал, что язык политической коммуникации при кризисах в области здравоохранения полон милитаристских метафор, которые помогают мобилизовать общество, возлагать и/или отрицать вину, создавать врагов и повышать прочность национальных чувств.[24] В сочетании с вышеупомянутыми межуровневыми связями на этапах отказа и реорганизации, формирование стратегических нарративов во время пандемии позволяет проследить пояснения необходимости реорганизовать цепочки поставок.

Индо-Тихоокеанский регион в контексте нарративов

Слабая экономическая интеграция стран-единомышленников лишь заставила бы нас искать краткосрочные решения с теми, кто не разделяет наших ценностей и убеждений. Разделенные, мы падём.

Цай Инвень, президент Тайваня ^[25]

Проявления концепции в текстах

Как сказано выше, разные приоритеты и взаимное восприятие партнёров в Индо-Тихоокеанском регионе ведет к неопределенности региональной политики. Это влияет и на слова и заявления о регионе, доносящиеся с Тайваня. Индо-Тихоокеанский регион, особенно в начале пандемии, упоминали в контексте партнёрских отношений с главным союзником – США. Их главная общая черта – приверженность острова укреплению «мира, стабильности и развития» в регионе. После августа 2020 г. стратегические нарративы в высказываниях Цая заметно изменились, выйдя за рамки вышеуказанных абстрактных устремлений. Вне американской аудитории регион тоже видят местом сотрудничества на основе «общих ценностей демократии и свободы». Например, поясняя взаимодополняющий характер австралийско-тайваньской торговли, Цай связала две страны как ключевых защитников мира и благополучия, что «является нашей обязанностью и соответствует нашим интересам».[26]

Выступая перед американскими аналитическими центрами по видеосвязи, Цай пояснила, что приоритетом сотрудничества со США должны стать сотрудничество с демократическими единомышленниками и вызовы со стороны авторитарных режимов. Президент впервые упомянула о «решительной позиции в защиту глобальной демократии» с Тайванем как защитником передовых рубежей и «бастионом свободы и демократии в Индо-Тихоокеанском регионе».[27] На Форуме Кетагалан – Диалоге по вопросам безопасности в Индо-Тихоокеанском регионе в 2020 году элементы экономической безопасности и реорганизация цепочек поставок были названы решениями для недопущения дестабилизации региона «агрессивными деятелями»:

Один из самых важных и болезненных уроков, усвоенных нами, таков: глобальные цепочки поставок, на которые мы так привыкли полагаться, очень хрупки и часто подвергаются мерам давления со стороны агрессивных деятелей … Обсуждение касалось необходимости перестроить глобальные цепочки поставок, чтобы приблизить их или разместить в экономиках единомышленников. Главное, эти глобальные цепочки поставок должны быть безопасны и свободны от политического давления.[28]

В целом произошло изменение трактовки Индо-Тихоокеанского региона с абстрактного понятия на более практичную платформу для действий и самоопределения. Конечно, эти нарративы сформулированы не произвольно: обозначение COVID-19 как угрозы региональной стабильности обусловлено амбициями авторитарных режимов и контрастирует с их реакцией на пандемию. Определение этих угроз как общих для всех, кто разделяет одинаковые ценности «порядка на основе правил», смягчает сложности различий внешней политики и приоритетов национальной безопасности в регионе.

Контекст Индо-Тихоокеанского региона в национальных вопросах

Как указано в предыдущем разделе, Индо-Тихоокеанский регион используют как ориентир и фон для ряда политических проблем, относящихся к категории международных. Речи и заявления президента времён пандемии указывают на попытку вписать вопросы геополитики, некогда рассматривавшиеся самостоятельно, в более широкую региональную картину. В своём новогоднем обращении в 2021 году, традиционно адресованном внутренней аудитории, Цай упомянула о сохранении политической напряжённости в отношениях с Китаем в более широком региональном контексте: это «уже не просто двухсторонняя проблема». Военные манёвры Китая в Тайваньском проливе тоже угрожают «миру и стабильности в Индо-Тихоокеанском регионе».[29] Месяц спустя, после важного совещания по национальной безопасности, она заявила, что отношения с материковым Китаем «стали предметом регионального и глобального интереса», и повторила, что вход китайских самолётов в зону идентификации ПВО страны подрывает мир в регионе.[30]

Демократия как рубеж идентичности в регионе

Рассмотренные тексты, касающиеся Индо-Тихоокеанского региона, в той

или иной степени связаны с понятием демократии и демократических ценностей (слова «демократический» и «демократия» появляются в 24 текстах). Кроме того, помещая Тайвань в региональный контекст, президент постоянно подчеркивает универсальную демократическую идентичность как общую ценность партнёров. Демократические ценности в контексте Индо-Тихоокеанского региона преследуют несколько целей. Во-первых, они помогают выделить «единомыслие» игроков в регионе и их общие цели, включая Тайвань в демократический альянс (упоминаемый почти в трети текстов). Во-вторых, они служат обоснованием противодействия угрозам демократии в регионе.

Анализ текстов показывает, что роль демократии в дискурсе изменилась. Демократия вписывается в нарратив успеха Тайваня в области свобод: политической, религиозной, экономической. Прежде всего, он показывает Тайвань как международный пример успеха в преодолении отсталости, однопартийного правления, и в его сопротивлении растущему стремлению Китая к объединению. Например, на второй инаугурации Цай превозносит «наши демократические выборы и … наш успех в борьбе с COVID-19» за что, что они «дважды изумили международное сообщество».[31] По мере того, как пандемия затягивалась и усиливалась, связь демократии и сдерживания вируса проявлялась всё чётче:

Самый важный урок для всех нас состоит в том, что Тайвань смог стать одним из самых безопасных мест в мире во время этой пандемии, и мы добились этого, сохранив наши демократические принципы и свободы. Эффективность нашего демократического управления, несмотря на пандемию, стала возможной благодаря совместным усилиям отдельных граждан, бизнеса, гражданского общества и правительства.[32]

Считается, что гражданское общество, бизнес и культурные аспекты либеральной демократии благоприятствуют гармонии взаимосвязанных компонентов. Кроме того, демократизм – не только маркер идентичности; он указывает курс действий для региона (как средство от авторитаризма, упоминаемого едва ли не в половине текстов). Связь между демократией в стране и демократией в регионе опирается на прошлые заявления о преодолении авторитарного прошлого. Этот нарратив трансформации и адаптации появился как перед внутренней, так и перед международной аудиторией. Например, опыт демократического управления налагает на Тайвань «обязанность выступать и действовать против притеснения свобод в Гонконге». Пять из 13 текстов, в которых упоминается авторитаризм, касаются истории собственно Тайваня. Этот прошлый опыт помогает не только представить Тайвань как «витрину» успешной демократизации, которая должна выстоять против авторитарных угроз, но и обосновать его право говорить от имени всего Индо-Тихоокеанского региона. Выступая на Открытом парламентском форуме 2021 г. и призывая к созданию мирового демократического альянса против авторитаризма, президент сказала:

Пережив авторитарное правление, тайваньский народ мужественно прошел долгий и трудный путь демократизации и построил устойчивое и динамичное гражданское общество. Но любая демократия, как бы тяжко она ни была завоёвана, требует постоянного обновления и укрепления.[33]

Нарратив об обновлении выходит за рамки демократических режимов и цепочек поставок. Цай на Диалоге по вопросам безопасности в Индо-Тихоокеанском регионе в 2021 г. заметила, что остров «имеет хорошие возможности для того, чтобы служить незаменимым партнером в демократическом обновлении и в таких отраслях, как биотехнологии, возобновляемые источники энергии и производство полупроводников».[34]

Управление цепочками поставок как региональное лидерство

В 20 из примерно 30 текстов упоминаются цепочки поставок. Индо-Тихоокеанский регион прямо связывают с экономическими интересами стран-единомышленников и стратегических соперников и с судьбой мировых промышленных цепочек поставок. Одна из целей определения региона как зоны экономических возможностей состояла в том, чтобы укрепить позиции острова в двусторонних и региональных торговых соглашениях. Поставки Тайванем медицинских масок и средств индивидуальной защиты в условиях протекционизма во время пандемии были высоко оценены странами-получателями. В свою очередь, стремясь скорее получить вакцины против вируса с появлением вспышек на острове в 2021 году, президент Тайваня назвала дар, в частности, Японии, США и Польши частью «благотворного цикла» со стороны международного сообщества, который Тайвань хотел бы расширить.

Как свидетельствует пример критических технологий, сектор высоких технологий Тайваня является синонимом жёсткой силы.[35] Нетрудно понять, что представление цепочек поставок сильно зависит от контекста и целевой аудитории. Например, во второй своей инаугурационной речи после полутора лет пандемии Цай заявила о необходимости сохранения критических цепочек поставок на Тайване, и о том, что в «нынешнем международном климате страны, переставшие зависеть от других, получат фору в национальном развитии». Развитие за счет государственного вмешательства путем обеспечения внутреннего спроса и организации ключевых отраслей обрабатывающей промышленности под флагом национального бренда указывает на сильную роль государственной политики в стратегических отраслях, включая полупроводниковую, цифровую отрасли и кибербезопасность.[36] В выступлении по случаю национального праздника в 2020 году быстрая перестройка цепочек поставок была названа необратимой. Обеспечение роли Тайваня как «неотъемлемого участника глобальных цепочек поставок» требует «объединения ресурсов правительства и частного сектора… для полного и всестороннего участия в процессе перестройки».[37] Эти заявления, адресованные внутренней аудитории – дань политическим нормам, предполагающим активное участие государства в управлении рынками и стратегическими отраслями после окончания войны.

С другой стороны, управление цепочками поставок может сделать Тайвань ключевой точкой, нужной всему региону. Поддерживая мировое здравоохранение и используя свой опыт недопущения распространения COVID-19, Тайвань стремится сотрудничать в области здравоохранения с международным сообществом и Индо-Тихоокеанский регионом.[38] Цепочка поставок использована в дискурсе и для определения игроков, оптимальных для требуемой перестройки, и выгод от их сотрудничества. Приветствуя инвестиции Microsoft, которые дадут «инновационный импульс» и «заряд дополнительной жизненной силы по всем направлениям», Цай связала фирмы, государства и цепочки поставок в синергетический континуум:

Тайвань и США – верные партнеры в развитии мировых рынков. Вместе мы можем создать глобальную сеть продаж, войти и утвердиться в Индо-Тихоокеанском регионе, создать совершенно новые цепочки поставок и открыть новые широкие возможности для бизнеса.[39]

Надёжные перестроенные цепочки поставок будут выгодны для национальной безопасности Тайваня и США, принеся высоко-технологическое производство в Америку, а инвестиции и инфраструктуру – в Индо-Тихоокеанский регион.[40] Не раз отмечалась связь общих ценностей с торговлей. Так, в комментариях на Инвестиционном форуме ЕС 2021 г. об упоминании Тайваня в совместном коммюнике о стратегическом сотрудничестве в Индо-Тихоокеанском регионе Цай отмечала:

У Тайваня и Евросоюза общие ценности, включая демократию, свободу, верховенство права и права человека. Это делает Тайвань надежным и естественным партнером Европейского Союза, будь то региональная безопасность, экономическое партнерство, торговля или инвестиции.[41]

В этом разделе показано, как стратегические нарративы периода пандемии сместились в сторону проецирования внутренних проблем Тайваня на региональную архитектуру, определяемую региональными державами извне. Эти нарративы включают более широкие международные/ региональные нарративы, позиционирующие Тайвань в Индо-Тихоокеанском регионе, национальные нарративы, усиливающие единство и согласованность политических целей с внутренними задачами, и предметные нарративы, направленные на решение таких будущих вопросов, как судьба мировых промышленных цепочек поставок. Пандемия послужила главным нарративом, визиром, который приравняли к предыдущим геополитическим срывам цепочки поставок, как одну из угроз, требующих пересмотра мировых цепочек поставок.

Заключение

В феврале 2022 г. Палата представителей США приняла закон «Америка конкурирует», предусматривающий выделение отечественной полупроводниковой промышленности миллиардов долларов на финансирование инфраструктуры, исследований, проектирования и поддержки цепочек поставок. Закон также включает положения об улучшении отношений с Тайванем и «Четверкой».[42] При успешном согласовании с аналогичным законопроектом, ранее принятым Сенатом США и подписанным президентом, он может поднять геополитические ставки в борьбе за реструктуризацию цепочек поставок, одновременно повысив значимость острова в Индо-Тихоокеанском регионе.

Хотя ещё рано говорить, создадут ли эти законы и другие действия государств региона идеологизированные цепочки поставок биполярного характера, невиданные с окончания Холодной войны, политические нарративы вовлеченных держав предполагают когнитивные споры, которые подвергают сомнению и меняют эффективность созданных ранее экономических связей.

Стратегические нарративы могут дать учёным и политикам «систему раннего предупреждения» о ниспровержении предыдущих систем, и в чём игроки видят (или явно не видят) глубинные причины новых идейных инноваций. Например, ни один из стратегических нарративов, рассмотренных с позиций Тайваня, не упоминает о геополитическом и экономическом джиу-джитсу баланса конкурирующих политических и экономических интересов, происходившем до нынешнего этапа, почему так долго сохранялся статус деполитизированного лидерства в цепочках поставок и почему же он пришел к такому критическому состоянию в настоящее время.

Будущие исследования могли бы значительно расширить охват источников стратегических нарративов и их взаимодействия со всё более сложной медиа-средой, которая выходит за рамки традиционных СМИ и включает соцсети и дискурсивные концепции в разных областях, включая культуру, обмены между людьми и ценности. По мере роста интереса к Индо-Тихоокеанскому региону, то, как различные тематические сети, политические предприниматели и тематические коалиции создают, разрушают или поддерживают основы стратегии, будет в значительной степени зависеть от взаимосвязанных представлений о материальных и идеологических ресурсах, которые можно использовать для удовлетворения (новых) требований порядка и предсказуемости.

Примечание

Представленные здесь взгляды принадлежат исключительно автору и не выражают официальную позицию Консорциума военных академий и институтов изучения проблем безопасности программы «Партнерство ради мира», организаций-участниц или издателей Консорциума.

Благодарность

Connections: The Quarterly Journal, Vol. 21, 2022, выходит при поддержке правительства Соединенных Штатов Америки.

Об авторе

Юань-Мин Чяо – доцент Факультета международных отношений Урсулинского университета Вэньцзао, Гаосюн, Тайвань. Получил степень доктора в Кассельском университете, Германия. Основные научные интересы д-ра Чяо касаются теории международной политэкономии, межгосударственных отношений, современной истории Тайваня и истории США.